Дворянчиков Н.В., Ткаченко А.А. Некоторые дизонтогенетические механизмы формирования садизма.

Предлагаемая работа посвящена изучению специфики полоролевой идентичности у лиц с расстройствами сексуального влечения агрессивного круга. Клинико-психологическим методом обследован 31 испытуемый с агрессивно-садистическим расстройством сексуального влечения. Группы сопоставления включали подэкспертных, совершивших противоправные сексуалльные агрессивные действия, но не обнаруживших расстройств сексуального влечения – 57 человек, а также парафиликов без агрессивно-садистического расстройства влечения – 38 человек. В качестве контроля выступала группа здоровых мужчин – 65 человек. Особое внимание уделялось исследованию индивидуальной степени выраженности полоролевых черт, а также особенностям интериоризации половой роли при садизме. Полученные данные о расхождении между полоролевыми предпочтениями и полоролевыми стереотипами, а также об особенностях переживания образа-я служат основанием для различных гипотез, касающихся онтогенетических и регулятивных механизмов этого аспекта полового самосознания. Результаты исследования актуальны в свете разработки современных критериев невменяемости (ограниченной вменяемости).
Современное определение садизма как “предпочтения сексуальной активности, включающей причинение боли, унижения или установления зависимости” (МКБ-10) значительно расширяет, по сравнению с традиционными представлениями, спектр мотивационных нарушений, определяющих данное парафильное поведение. Согласно К. Имелинскому [4], садизм заключается в том, что сексуальное наслаждение возникает в сексуальной ситуации, связанной с доминированием и безусловным подчинением партнера. Это – потребность полного господства над другим человеком, овладения им и подчинения его в такой значительной мере, что ему можно даже причинить боль и унижения. “Господство над человеком, как особа форма связи с ним, создает чувство удовлетворения, причем формы господства могут быть как в социальном, так и в индивидуальном плане выгодными для подчиненного”.
К. Имелинский приводит мнение Schorsch, который отмечает, что садистические изнасилования и убийства встречаются очень редко, объясняя это тем, что садизм не основывается на проявлении бесцельного насилия и агрессии. Они становятся сексуальными раздражителями лишь тогда, когда существуют объективные условия для полного подчинения человека. Но поскольку в нормальных обстоятельствах безусловна подчиненность человека реально едва ли возможна (легальным путем), девиант с садистскими наклонностями чаще всего уходит в мир воображений и мечтаний, в котором полное подчинение партнера становится игрой. Однако в том случае, когда внешние обстоятельства позволяют легализовать полное господство над человеком, садизм перестает реализоваться в фиктивной игре воображения и начинает применяться на практике. Это имело место во времена рабства, инквизиции и фашистских концентрационных лагерей. Тщательный анализ характера поведения “господствующих” людей в подобных обстоятельствах показывает, что при этом речь шла не только о брутальности и жестокости, а имели место садистские акты с сексуальной мотивацией. Часто описываемое расхождение между брутальностью и садистскими актами и характером личности садиста, который вне сексуальной сферы не проявляет ни властности, ни брутальности, свидетельствуют о том, что садистские наклонности могут существовать без всякой связи с активностью в других сферах жизни [4].
Подобные взгляды на механизм садистического поведения далеко не в первую очередь опираются на сексуальное влечение, соответствуют доминирующим на сегодняшний день представлениям о самой природе садизма.
После введения З.Фрейдом [8] онтогенетического принципа в типологию перверсий подходы к парафилиям как к результату нарушенного развития стали главенствующими [2]. При этом дизонтогенетическая теори парафилий подразумевает, что садизм – один из вариантов патологии даже не этапа становления психосексуальной ориентации, но этапа более раннего, соответствующего формированию полоролевого поведения, которое претерпевает патологические изменения. Это в свою очередь подводит к необходимости исследования полового самосознания как, возможно, первично несовершенного звена в патогенезе садистического влечения.
Многие авторы считают проблему половой идентичности самой существенной для личности с сексуальным агрессивным поведением. Существует ряд исследований, указывающих на недостаточность у садистов именно полоролевых качеств (маскулинных характеристик), причем на всех уровнях личности – от самосознания – до поведения. Одним из первых на это обратил внимание R.Brittain [12], который подчеркнул “женоподобный оттенок” личности сексуальных убийц. Он представил ставший уже классическим портрет серийного сексуального убийцы как интровертированного, робкого, тревожного и социально изолированного человека, слишком зависимого от матери, с которой у него складываются амбивалентные отношения. Он чувствует себя ниже других мужчин, сексуально сдержан и неопытен, обнаруживает сексуальные отклонения, чаще визионизм, фетишизм или трансвестизм, обладает богатыми садистическими фантазиями, реализация которых движится низким чувством самоуважения. Правильность подобного описания подтверждалась неоднократно. Р.Volk et al. (цит по [7]) считают “изнеженность” одной из характерных черт личности насильников, которые в социальной среде занимают подчиненное положение. Для них свойственно постоянное ощущение собственной неполноценности, что порождает полоролевую фрустрацию. Элементы же садизма в их действиях осуществляются в целях самоутверждения в мужской половой роли. И, наконец, наиболее определенно высказались R.Langevin et al. [17], указавшие на характерное для большинства садистов нарушение половой идентичности, проявляющееся в половой индифферентности или фемининных тенденциях. В некоторых же случаях наблюдается истинная фемининная ориентация, сходная с таковой у транссексуалов, т.е. лиц с женским половым самосознанием.
Кроме того, исследователями отмечается неспособность адекватного выполнения сексуальными преступниками социальных ролей отца и мужа в собственных семьях [5;14]. Однако относительно специфики нарушени половой идентичности при сексуальных девиациях существуют самые разнородные данные. Так, Б.Л.Гульман [3] выявил у подавляющего числа сексуальных насильников нарушение полоролевого поведения. Автор выделил разные варианты полоролевой девиации: гиперроль (гипермаскулинность) и полоролевая трансформация (фемининность).
По данным А.А. Качаряна [5], на самооценочном уровне насильники не отличаются от нормативной выборки, а на “генобиологическом” – они более фемининны и менее маскулинны. Автор делает вывод о том, что полоролевая структура личности насильника инфантильна, приводя в качестве примера описанный J. Money [20] синдром П.Пена, к первичным симптомам которого относятся безответственность, тревога, одиночество, полоролевой конфликт, к вторичным – нарциссизм и мужской шовинизм. Автор предполагает, что одним из патогенетических криминогенных механизмов изнасилования является гиперкомпенсация через “гипермаскулинизацию фемининной структуры личности”.
Существуют исследования, согласно которым у насильников отмечается высокий уровень андрогинии, что интерпретируется в терминах экспрессивности-инструментальности [16]. Автор рассматривает маскулинность как фактор опосредования поведенческих проблем (средства их решения), вследствие чего субъект с низкой маскулинностью подвержен более широкому спектру адаптационных проблем. Экспрессивность (фемининность) отражает значимый для насильников аспект межличностных взаимоотношений. Смешанность инструментальности и экспрессивности, властности и стремления к удовлетворению эгоистичных целей характеризует гетеросексуальные отношения насильника, который производит исключительно инструментальный акт для достижения глубоко подавленного экспрессивного интереса.
О.Ю. Михайлова, Ю.А. Менеджрицкая [6] считают, что основной патогенной характеристикой многоэпизодных сексуальных убийств является наличие особо напряженных и обостренных сексуальных переживаний, которые определяются не столько уровнем полового влечения, сколько потребностью в самоутверждении, что в свою очередь может вызываться нарушениями половой идентичности. По их мнению сексуальная агрессия по отношению к женщинам формируется в процессе мужской половой социализации как сочетание отвержения фемининности (и женщин как ее воплощение) и снижения способности к эмпатии и потребности в близости с другими. Согласно рассматриваемой ими социокультурной теории насилия важнейшим фактором становления мужской половой идентичности является отклонение того, что культурой определено как женское.
Динамика формирования половой идентичности отличается у мальчиков и у девочек. У девочек фемининное формирование половой идентичности происходит на фоне неразрывной ее связи с матерью, соединяя чувства привязанности с процессом становления идентичности. Напротив, мальчики, осознавая свою непохожесть с женщиной отделяют матерей от себя. Маскулинное становление половой идентичности влечет за собой более выраженную индивидуализацию, более ранее утверждение границ своего “Эго”. Мужские нормы пола вынуждают мальчиков отклонять как “женский” широкий диапазон характеристик, которые являютс общечеловеческими: например, проявление эмоциональных состояний опасения, беспомощности, уязвимости. Отклонение этих эмоций и интенсивного эмоционального состояния вообще определяет относительную обедненность их эмоционального опыта. В свою очередь это приводит к снижению потребности в близости с другими людьми, потому что интимное общение имеет тенденцию вызывать только интенсивные эмоциональные состояния, которых они боятся и отклоняют. Подобные особенности становления половой идентичности делают ее у мальчиков более уязвимой и при определенных условиях чаще ведут к ее искажениям.
N. Chodorow [13] в качестве факторов, влияющих на искажение полоролевого поведения, выделяет: а) отсутствие мужской идентификации (с отцом), без адекватной модели маскулинности мальчик вынужден себ утверждать в мужской половой роли путем отклонения в себе черт “фемининности”, а также путем принятия культурных стереотипов маскулинности зачастую по гипермаскулинному типу; б) потребность в эмоциональной зависимости индивида, депривация которой приводит к тому, что у личности формируется страх близких эмоциональных контактов, способствующий возникновению тенденции к частой смене партнеров и неспособности к установлению длительных связей, основанных на чувствах, что формирует эмоциональное безразличие, дезинтегрирует сексуальность и сферу чувств.
Поскольку мужчина стремится идентифицировать себя с культурными эталонами маскулинности, он отклоняет в себе все то, что воспринимается им как нарушение этих эталонов. Потребность отклонять и подавлять эти свои черты приводит его к представлению о “порочных и запретных” женщинах, потому что они представляются ему воплощением отвергаемой “фемининности”.
Grubin D. [15] также считает, что нарушение формирования самоидентичности вследствие переживаниями физического сексуального или психического насилия в раннем возрасте (наряду с органическими, генетическими предпосылками или последствиями раннего поражения головного мозга) является одним из существенных факторов нарушения эмпатии.
Автором сделано предположение что способность сочувствовать страданию жертвы должна предотвратить сексуальное насилие. Увеличиваемое количество насилия становится возможным индикатором садистического действия, что должно свидетельствовать о нарушении “эмоционального ” компонента сопереживания, сочувствия [15].
Таким образом, несмотря на многообразие исследований, посвященных изучению полоролевой идентичности, нарушение структуры и функции ее базовых составляющих (маскулинности-фемининности) у лиц с агрессивно-садистическим расстройством влечения не было предметом специального клинико-психологического исследования.
В цели и задачи настоящего исследования входило изучение половой идентичности при аномальном агрессивном сексуальном поведении. Были выделены следующие структурные и содержательные составляющие полового самосознания: полоролевая идентичность; особенности переживани “Я-образа”; представления о полоролевых стереотипах (когнитивный и эмоциональный аспект), интериоризированность полоролевых норм; особенности психосексуальных ориентаций (представления о “реальном” и “идеальном” сексуальном партнере их соотношение).

Применялись следующие психологические методики.
1) “МиФ” – модифицированная методика исследования степени выраженности маскулинности-фемининности (по S. Bem [11] и Т.Бессоновой [1]). Методика позволяет установить индивидуальную степень выраженности (в тестовых баллах) фемининности, маскулинности, андрогинности, определить субъективное отношение личности к своему “реальному” и “идеальному” уровням развития этих черт, выявить субъективные представления о полоролевых нормах и предпочитаемых сексуальных партнерах. Кроме того использовалась процедура расчета семантической близости между измеряемыми конструктами (“Я-реальное”, “Я-идеальное”, “Мужчина должен быть…” и т.п.) в тестовых единицах, что позволяет определять степень их субъективной значимости.
2) “Кодирование”- модификация м-ки <проективный перечень> [7]. Данна методика использовалась как направленный ассоциативный тест со стандартной процедурой предъявления. Методика позволяет исследовать эмоциональное самовосприятие (особенности переживания “образа-Я”), а также особенности восприятия полоролевых эталонов и стереотипов, эмоциональное отношение к ним.
Были обследованы 191 мужчина, из которых 126 человек – с различными формами сексуальных правонарушений, находившиеся на стационарной судебно-психиатрической экспертизе в лаборатории судебной сексологии ГНЦССП им. В.П. Сербского. Критерием деления обследованных на группы явилось наличие агрессивно-садистических расстройств сексуального влечения. Выделены следующие экспериментальные группы:
1) экспериментальная группа (лица с агрессивно-садистическим расстройством влечения (31 человек). Группу составили как лица с достаточно четко клинически очерченными состояниями (расстройства сексуального влечения в форме садизма – 25 человек), так и такие (6 человек), которые характеризуются множественными расстройствами сексуального предпочтения (МКБ-10), сочетающими различные формы аномалий сексуального влечения (садизм в сочетании с педофилией) и другие расстройства сексуального предпочтения (некрофилия – 4 человека);
2) экспериментальная группа подэкспертных, совершивших противоправные сексуальные агрессивные действия, но не обнаруживших расстройств сексуального влечения – 57 человек;
3) группа сопоставления парафиликов без агрессивно-садистического расстройства влечения 38 человек (испытуемые с расстройством сексуального влечения в форме эксгибиционизма 11 человек, испытуемые с расстройством сексуального влечения в форме педофилии – 27 человек, из которых 13 гетеро- и 14 гомо- ориентированных;
4) контрольная группа сопоставления (молодые здоровые мужчины) – 65 человек.
При исследовании полоролевой идентичности группы с агрессивно-садистическим расстройством влечения выявляется следующие особенности.

Полоролевая идентичность
В группе лиц с садистическим расстройством сексуального влечения выявляется идентификация с образом “женщины”, что проявилось в установлении ассоциативно-семантических связей между понятиями “Я” и “Женщина”в м-ке Кодировании (р=0,01).
В этой группе выявляется меньшая фемининность полоролевой идентичности (р=0,08) по сравнению с другими группами парафиликов, а также низкий уровень фемининности представления о мужских полоролевых стереотипах ( р<0,05).
При сравнении группы садистов с нормативной группой сопоставления на первый план выступают различия в показателях полоролевой идентичности (выявлены более низкие характеристики маскулинной составляющей полоролевой идентичности по МиФ, р=0,03).
Кроме того выявляется значимая тенденция, отражающая диффузность переживания “образа Я”, проявляющаяся в описании себя как “неустойчивого”, “трансформированного” в м-ке Кодирования. Данная особенность оказалась свойственна не столько для лиц с садизмом, сколько для лиц с устойчивыми стеротипами девиантного сексуального поведения (р<0,01).

Полоролевые стереотипы
При исследовании эмоциональной составляющей представлений о полоролевых стереотипах в группе садистов выявляется выраженное преобладание “деперсонифицированного” восприятия образа <мужчины> (p<0,05), что может отражать формальность (атрибутивность) представлений о мужской половой роли, ее декларативный характер.
Группу лиц с садистическим расстройством сексуального влечения характеризует недифференцированность представлений о полоролевых стереотипов, отражающаяся в пересечении ассоциативно-семантических связей между понятиями <мужчина>-<женщина> в м-ке Кодирование (р<0,05).
Кроме того, выявляется значительное расхождение между ценностными и нормативными составляющими полоролевой идентичности. Группа садистов характеризуется максимальным разрывом между “Я-идеальным” и “мужскими нормативами” и достоверно отличается как от нормативной группы сопоставления (p=0,01), так и лиц без расстройства сексуального влечения (с агрессивным сексуальным поведением) (p=0,01) и от других групп лиц с парафилией (p<0,05).

Психосексуальные ориентации
Отмечается большой разрыв между образами-представлениями о “реальном” и “идеальном” сексуальном партнере в группе садистов по сравнению с другими группами парафиликов (р=0,06), с контрольной группой подэкспертных(р=0,06), с нормативной контрольной выборкой (р=0,02). Это также подтверждается непараметрическими методами обработки (р=0,02).
Представления об <Идеальном сексуальном партнере> не соотносится с образами “женщины”, “мужчины” и “ребенка” (р=0,01), что может отражать тот факт, что в данной группе ведущим нарушением выступает нарушение способа реализации влечения.

Таким образом, полученные результаты позволяют выделить в качестве наиболее существенных для лиц с садизмом особенности половой идентичности.
Полученные данные свидетельствуют о нарушении полоролевой идентичности у лиц с аномальным агрессивным поведением, причем структура и степень выраженности особенностей полоролевой идентичности различны в выделенных клинических и экспериментальных группах.
Полученные данные о пересечении образов “Я-женщина” могут отражать искажение половой идентичности при расстройствах сексуального влечения агрессивного круга. Это соотносится с данными о том, что лица с расстройствами сексуального влечения (парафилия) характеризуются значительной выраженностью психологических фемининных черт. Данные о низкой маскулинности садистов (по сравнению с нормой) можно соотнести с наблюдениями Heibrun [16], согласно которому индивиды с низкой маскулинностью характеризуются зависимостью от окружающих, низкой самооценкой, тревожностью, нерешительностью, беспомощностью, низким уровнем достижений.
Однако искажения структуры половой идентичности при парафилиях не выступают изолированно. Следует отметить такие особенности самосознания указанных лиц, которые, по нашему мнению, затрагивают структуры идентичности, формирование которых предшествует формированию ролевых, социальных идентичностей. Это феномен “трансформированности я-образа”, заключающийся в неустойчивости, диффузности переживания “Я”. Характерной особенностью этого феномена является, многообразие и изменчивость переживания “Я-образа”, стремление к смене “форм, оболочек”.
Этот феномен может отражать особенности формирования самосознания в онтогенезе. Э.Эриксон [10] отмечал, что одна из важнейших задач подросткового периода – приобретение стабильной интегрированной идентичности. Это происходит в процессе комбинирования детских идентификаций и переживаний, связанных с ролевым опытом. Самоидентичность формируется в процессе межличностного взаимодействия с другими. Важнейший компонент самоидентичности развивающегося мужчины это то, что значит быть маскулинным, и то, насколько он соответствует этим ожиданиям. Для многих подростков необходимо врем для достижения связанной самоидентичности, они удерживаются в состоянии диффузной идентичности. В качестве одного из критериев психологического здоровья подростка Эриксон предлагал рассматривать стабильность чувства идентичности (тождественности себе), основанного на чувстве устойчивости “Я” от одной ситуации к другой.
Полученные результаты о расхождении между ценностно-регулятивной и нормативно-ролевой составляющими полоролевого самосознания (соотношение “Я-идеального” и “Мужчина должен быть”), возможно, свидетельствуют об искажении этапа становления ролевой устойчивой самоидентичности в подростковом периоде (феномен “трансформированности”, неустойчивости “Я-образа”) и отражают трудности интериоризации мужских полоролевых норм. Вероятно этому этапу предшествует онтогенетически более ранние нарушения половой идентичности (что отражается, в пересечении образов “Я-женщина”).
Недостаточная дифференцированность представлений о полоролевых особенностях, несформированность собственных морально-нравственных критериев и оценок по отношению к образам “Мужчины” и “Женщины”, характеризующихся неустойчивостью и поверхностностью суждений о полоролевых нормах, свидетельствуют о недостаточной целостности, нечеткости, полового самосознания.
Э. Эриксон [10], несколько расширяя понятие идентификации, рассматривает его как процесс, лежащий в основе деятельности, причем процесс отражающий неэффективные аномальные механизмы саморегуляции. Он описывает феномен “подростковой любви”, в которой проявляется попытка “проверить” собственную идентичность, используя для этого другого человека. Он также описывал этот феномен у взрослых, некоторые из которых вступают в интимные отношения с целью обрести собственную идентичность в другом человеке и благодаря ему. С точки зрения Э.Эриксона, невозможно построить здоровые интимные отношения стремясь к идентичности таким путем.
Таким образом, особую роль тех же механизмов идентификации и Я-концепции можно предположить у лиц с садизмом, учитывая полученные данные о особенностях самосознания. Известные данные о роли Я-концепции в регулятивных процессах могут быть экстраполированы на такую составляющую самосознания как полоролевая идентичность.
Я-концепция определяет и организует активность и переживания затрагивающие Я человека, оно реализует мотивационные функции, обеспечивая побуждения, стандарты, планы, правила, и сценарии поведения, а кроме того, определяет адекватность реакций на социальные изменения. Я-концепция таким образом выступает как динамическа объяснительная категория, которая опосредует важнейшие внутриличностные процессы (включая процесс переработки информации, мотивацию и эмоции) и большинство межличностных процессов (включа социальную перцепцию, ситуации выбора партнера и стратегии взаимодействия, а также реакцию обратной связи) [19]. Я-концепци может как облегчать так и затруднять регуляторные процессы (влиять на их эффективность), при этом – элементы образа <Я> представляют собой направляющие поведение личностные константы (Х. Хекхаузен [9]). Вовлеченность Я-концепции в регулятивные процессы определяется актуализацией “Я-образов”, которые релевантны непосредственной ситуации взаимодействия с окружающими (Marcus & Wurf [19]).
Поскольку девиантная активность садистов проявляется в сексуальной сфере – можно предположить, что именно половая идентичность или компоненты полового самосознания релевантны данной активности и актуализируется в ситуациях реализации девиантных актов, и вероятно, каким-то образом отражаются на структуре и содержании этих действий. Но недифференцированность, диффузность Я-концепции не способствует гибкому поведению, ограничивая доступность поведенческих паттернов, а недостаточная интериоризированность полоролевых нормативов, может в свою очередь, ограничивать выбор стратегий взаимодействия в ситуациях, требующих динамичной актуализации в поведении полоролевых стереотипов.
Кроме того, поддержание устойчивого аффективного состояния – одна из важнейших функций Я-концепции (Marcus & Wurf [19]). При угрозе “Я” или при нарушении стабильности эмоционального состояния одним из способов саморегуляции является “взаимодействие с людьми, способное поддержать привычный взгляд на себя” Swann & Hill [22]. При аномалиях сексуального влечения о наличии актуального неустойчивого аффективного состояния свидетельствуют данные о выраженой диффузности, неустойчивости “образа Я”.
Можно предполагать что при неразвитом уровне эмоционального социального контроля, такие испытуемые фиксированы на более примитивных уровнях эмоциональной саморегуляции и переносят их в социальное взаимодействие для восстановления “привычного взгляда на себя> в патологической форме, аномальной форме саморегуляции. Поскольку половая роль включает в себя кроме самооценки – некоторые стереотипы взаимодействия с другими (мужчинами и женщинами), идентификация с этими стереотипами или образом действия с объектом сексуального предпочтения может играть роль для восстановлени целостной самоидентичности. Такое взаимодействие отражает фиксированность на стереотипах “маскулинного” поведения, которые детерминированы тем, что – у садистов – образ “мужчины” – характеризуется формальностью, атрибутивностью, недостаточной дифференцированностью. Это определяет построение контакта в ситуации требующей участия полоролевых стереотипов в рамках строгого стереотипа взаимодействия со стремлением занять в нем доминирующую позицию и получить возможность ограничивать активность своего партнера. В то же время, это объясняет тот факт, что вне таких ситуаций садист может не проявлять ни властности, ни брутальности [4], поскольку основные личностные нарушения касаются преимущественно сферы полового самосознания.
Таким образом, половое самосознание и ее базальные образования у лиц с садизмом обладают определенной спецификой: фемининной половой идентификацией, нечеткостью представлений о полоролевых стереотипах, повышенным чувством собственной недостаточности, неполноценности, стремлением к аномальной (искаженной) самоидентификации, самоутверждением в мужской сексуальной роли, которые могут существенно влиять на особенности регуляции садистической активности.